Когда вся Европа тряслась из-за запуска андронного коллайдера, полиция еще была милицией, а водку можно было покупать круглосуточно, я работал санитаром в реанимации областной больницы.

Работал там во имя великой идеи познать медицину на практике, ибо только ради этого там и можно работать санитаром. Ибо плата за полотерство во все времена была невысокой и, по сравнению с отделениями других больниц, мне еще повезло, на целых 500 рэ в месяц. Деятельность заключалась в пресловутом полотерстве и уходу за лежачее-коматозными больными. Немало было постоперационных, обязанных отлежать у нас свои бока и наши нервы половину суток.

Кто не знает, стандартная реанимация представляет собой здоровенный зал с кроватями. Не знаю как в других больницах, в нашей зал был поделен на женскую половину, мужскую и тяжелую, где на пол потенциального кандидата в морг (не дай бог, конечно, но, к сожалению, бывает) всем по барабану кроме санэпидемпроверки. Но про этих кровопийц как-нибудь в другой раз.

Из зала можно было попасть в коридор. А из коридора в ординаторскую, процедурную, санкомнату, туалет, кабинет завотделением, кабинет старшей сестры, ординаторскую, бытовку (тоже самое, что ординаторская, только для медсестер и санитаров), остальную больницу и изолятор.

Месяца три назад эта женщина была похожа на пьяную чукчу. От полученных травм головы, лицо её отекло, стало круглым - шире плеч, а глаза - узкими щелочками... При ходьбе её «шатало». Словом - пьяная чукча.

Она, её муж и пятилетний сын попали в автоаварию. Муж, сидевший за рулём - пострадал гораздо серьёзнее: тяжёлая черепно-мозговая травма, множественные переломы. Хотя, обычно, в автоавариях тяжелее травмируется пассажир сидящий справа от водителя. Женщина - чукча там и находилась. Мальчишка отделался ушибами и переломом луча в типичном месте. На заднем сидении их перекорёженной машины стояла корзинка с куриными яйцами. Ни одно яйцо не разбилось!

А теперь в моём кабинете сидит очень милая молодая женщина. Ничего в ней нет, что бы указывало на перенесенную травму. Умный взгляд, правильная речь. Светлая кофточка, серый английский костюм. Копна пепельных волос. Она у нас в отделении всем нравилась. Едва придя в себя после аварии - стала очень активно и разумно ухаживать за супругом, который лежал тут же.

Проходил я практику в реанимации после окончания института. И вот однажды весной привозят парня - жертву несчастной любви. Надо сказать, по весне таких идиотов просто пачками привозят - гормоны бушуют. Тот паренек чем-то травился, но его откачали. На всякий случай прикрутили его ремешками к кровати, а мне поручили перевозить его из реанимации в палату. И вот везу я его с капельницей, а он никак не успокаивается, орет, что жить без нее не будет, убьется. Мне это маленько надоело, и решил я приколоться.

Ах так, - говорю, - жить не хочешь, ну, и не надо, будешь донором органов... И отсоединяю на ходу у него капельницу. Действие безвредное, однако эффект производит. Он притих. Подхожу к лифту. Везти его можно было двумя путями: поверху и через подвал, где морг. Закатываю его в лифт, меня спрашивают, куда:
- Наверх или вниз?
Говорю серьезным голосом:
- В морг.

Паренек бледнеет и начинает что-то бормотать о врачах-убийцах, видать, фильмов насмотрелся. Когда добрались до низа он начал орать во весь голос:
- Спасите, помогите, убивают!

Приходит мужик к директору цирка и заявляет, что может прыгнуть из под купола цирка головой на бетонную плиту без страховки. Директор, понятно, говорит - покажи. Мужик ни в какую, дескать, номер опасный, могу только без репетиций. Ну директор поставил его в программу, расклеил афиши, зрителей навалило куча. Все ждут.

Ну, мужик выходит, лезет наверх, потом прыгает и шмяк на плиту! - лежит не двигаясь. Директор, понятно, в шоке - ведь могут и посадить. Врачи тут же: мужик оказывается еще жив, только в коме, потому как все что можно себе сломал.

Директор лично сидел с мужиком в реанимации, капельницы менял, с работы уволился, все бабки на лечение вбухал, а мужик из комы все не выходит. И вот однажды утром, мужик вдруг садится на кровати, улыбается и орет с характерным жестом:
- ОП-ЛЯ!!!

У каждого врача свое кладбище. Немного циничное, но вполне себе жизненное утверждение. У реаниматологов это кладбище будет поболее. У детского реаниматолога на этом кладбище похоронены те, кто, не случись трагедии, могли бы продолжать радовать своих мам и пап первыми стишками, рассказанными на новогодней елке, или пятерками в дневниках за сочинение " как я провел лето". Эти детишки могли стать великими учёными и писателями- лауреатами Нобелевской премии, замечательными спортсменами- чемпионами Олимпийских игр, или просто хорошими людьми. Но они ими не стали. Всегда неуютно, а порой, тяжело писать о гибели детей. Еще тяжелее, когда ты явился непосредственным участником этого.

Я напишу о трех детях. Об их смерти. Не буду акцентировать внимание на деталях, копаться в нюансах,потому как даже врачам это не сильно приятно. Да, и задача, поставленная мною, не в этом. Тем более, что анамнез заболевания во всех трех случаях достаточно тривиальный. Это пост- напоминание. Уже в названии его главный смысл.

Что еще объединяет эти случаи. Все они произошли рядом с нашим отделением детской реанимации, неподалеку от больницы. Все они произошли летом. Все трое мальчики от 3 до 9 лет. Разница в том, что случились они с интервалом в несколько лет.

Его внес в реанимацию шофер, который сбил на своем автомобиле. Водила, весом более центнера с трясущимися руками твердил как мантру: " Я не видел его, я не видел его..." Тяжелый "ЗИЛ" не оставил живого места от пацана. Тяжелая политравма. Кома.

Было понятно, что осталось жизни на несколько минут. Заинтубировали, подключили, наладили, ввели. Даже успели сделать формальный звонок травматологам в областную больницу. "Стрельнули" три раза, как того требовала инструкция. Пошли курить.

Кто виноват? Тот, кто разрешил движение грузового транспорта к стройке, где оно было запрещено? Или тот, кто не позаботился о нормальном освещении? А может быть родители, которые не научили пацана элементарным правилам безопасности дорожного движения?

Он залез вместе с другими мальчишками в трансформаторную будку, которая находилась на территории больницы, в пятидесяти метрах от отделения. Её забыл закрыть пьяный электрик после ремонта. Разряд в несколько тысяч вольт не оставил пацану никаких шансов. Электротравма. Ожоги до 75-80 процентов.Уголек. Некуда было поставить центральный катетер. Ожоговый шок. Самое страшное, что когда его принесли, он был в сознании. Я запомнил его глаза; еще детские, но уже взрослые. Как буд-то он стал большим человеком сразу, минуя отрочество и юность. Он шептал: "Не говорите маме..."

Это сейчас спасают чуть-ли не со стопроцентными термическими ожогами. Тогда мы его не смогли спасти.

Родители, пришедшие домой с работы поначалу не обратили внимание, что трехлетний ребенок заснул ранее обычного. Не придали значение и тому, что он заснул не раздетым. Бабушка иногда укладывала внука не снимая колготок и рубашки. Прощали ей это. Ухаживает за часто болеющим дитём, позволяя родителям с утра до вечера пытаться свести концы с концами, микшируя издержки политики партии и правительства по переходу страны к рыночной экономике- уже хорошо. Мать забеспокоилась лишь ночью, когда ребенок не проснулся, чтобы попросить, как обычно, бутылку с кефиром. Попытки растормошить мальчика были безуспешны. Решили бегом в реанимацию, в которой уже лечились от пневмонии два месяца. Благо., что больница рядом, через дорогу.

Кома при поступлении была на "двоечку".Потеря сознания всегда требует от интенсивиста действий по определенным алгоритмам. Если потерял сознание ребенок среди, казалось бы, полного здоровья, то эти алгоритмы меняются. Но венозный доступ с последующей инфузионной терапией и введением концентрированной глюкозы, ЭКГ, общий анализ крови, гликемия- всегда оставались обязательными. После этого начинаются беседы с родственниками; попытки выяснить причину комы. Иногда не так легко найти этиологию отсутствия сознания, особенно когда лабораторное и функциональное обследование не дает дополнительных аргументов. Ну, нарушение внутрижелудочковой проводимости на ЭКГ. Ну, небольшой лейкоцитоз в ОАК. Биохимия вся в порядке. Поди, разберись- откуда кома. Поэтому архиважно правильно "попытать" родителей.

"Попытали". Звонок бабушке. Ответ бабушки. Пузырек из-под амитриптилина пустой.

А раньше таблеточки этого чУдного лекарства для чуднЫх людей были жёлтенькие, симпатичные, привлекающие любопытных детишек. Да и похожи они были немного на "витаминки", которыми частенько пользовали своих чад заботливые родители. А вот позаботиться о том, чтобы всевозможные пилюльки хранились в местах, куда не сможет добраться рука, познающего мир ребенка, не позаботились.

" Амитриптилиновые" комы не считались самыми прогностически неблагоприятными. Но в данном случае, как говорится" что-то не срослось". Может, исходный статус часто болеющего ребенка. Может, поздно обратились и экспозиция была велика. Может, доза. Одним словом, присоединилась инфекция с развитием ИВЛ-ассоциированной пневмонией, затем синдром полиорганной недостаточности. Из комы мальчишку мы вывести так и не смогли, несмотря на несколько сеансов плазмафереза.

Безумно жалко было мальчика. Безумно жалко было родител, потому что через несколько дней после смерти их ребенка скончалась бабушка. Тихо, беспричинно. Не смогла простить себе смерть внука?

Вот такие грустные истории. Когда умирает ребенок, то непроизвольно задаешь себе вопрос: " За что?" Чем он успел нагрешить? Кому он успел помешать? Я знаю, что отвечают в таком случае верующие. Но для меня их ответ не кажется правильным.

Жизнь- хрупка. Грань между жизнью и смертью- паутинка. Этот пост напоминание об этом.

Внимание, все нижеописанное ни в коем случае не принимать на свой личный счет, пост несет описательный характер, является высказыванием вольных суждении и полета мыслей.
Итак… Второй день просторы интернета пестрятисториями и фотоматериалами о неподобающем поведением наших футболистов просра*… хм, простите, прогулявших 250000 евриков после позорного проигрыша, весь честной интернет ругает их как может и какими эпитетами получается… и такая(можете и меня ругать и поносить на всею Русь честную, но уж что накипело-то накипело) грусть – тоска меня взяла, что ни словом не сказать, ни пером не описать. Собственно, это и придало ускорение моей поэтической нотке и подтолкнуло к написанию этих строк.
Начнем с того, что Я девушка и мне 26 лет. По образованию – врач, тружусь рядовым анестезиологом –реаниматологом. Собратья по белому халату, знают что это такое, простые обыватели также наслышаны наверняка, что сфера моей деятельности – именно те пациенты, которым попытались помочь все мои коллеги с иных цехов, но состояние его на фоне этого прогрессивно ухудшалось, и вот теперь он попадает в руки ОАРИТ, где собственно между ним и патанатомом стоим лишь мы –персонал ОАРИТ, начиная с санитарки и заканчивая заведующим...
Поступала в медицинский по большой мечте, с детства хотела спасать жизни и лечить людей. Отучившись 9 лет (непрерывно подрабатывая все время средним медперсоналам) приступила к работе по профессии в должности врача, моя зарплата составляла на тот момент 11.200р на ставку, если плюс с ночными дежурствами (10 в месяц) получалось на руки около 20-22.000р. То есть каждый день работаешь с 8.30-17.00, плюс сутки через 2 остаешься в ночь и с утра опять остаешься до 17.00. Представили график работы?.. медработникам он хорошо знаком..
Вот вам наглядно. Допустим утро понедельника. Подъем в 6 утра, в 8 на обходе, и понеслась, осмотры, план лечения, обследования, консультации, пара поступлении то ДТП, то пожар, то огнестрел, разумеется парочка остановок сердца и реанимационные мероприятия в полном объеме, а потом обязательно выйди и расскажи всем родственниками своих пациентов что и как с ними и почему, а главное и самое трудное – это объяснить родственникам крайне тяжелых, что в любой момент может все закончиться и очень нехорошо. И, конечно, самый ненавистный момент не только для меня, но и для любого из нас – сообщить о смерти пациента родным. Неважно, сделал ли медперсонал все возможное и невозможное, совместимы ли бы его травмы/патологии с жизнью или нет – для них ты навсегда в подсознании останешься отрицательным персонажем, именно Ты сказал им страшную весть. Вы считаете нас циниками, бессердечными и бездушными. А сколько раз Вы видели смерть, присутствовали при агонии? 1-2-3 раза? Я вижу это каждый день. По глупости в начале карьеры, я считала сколько людей умерло при мне. И перестала вести счет на 256. Спасенных жизней, конечно, в разы больше. Но все равно, от этого не легче. Открою Вам секрет, врачи плачут. Да-да. Рыдают. И молодые и взрослые, и «ветераны» своей профессии, и умирают врачи в среднем в 45-55 лет от инсультов/инфарктов/язв/сахарного диабета и тд, не просто так, а почему – догадайтесь сами. Рано или поздно, громкая истерика переходит в тихую, протекает латентно. Но, поверьте, если врач не бьется в приступах истерических рыданий – это совсем не значит, что ему безразличны страдания / смерть пациента. Умные психолого – психиатры именно с этим фактом связывают пугающие цифры пристрастия к алкоголю у работников медицины… Мы не имеем права показывать эти эмоции не коллегам; действительно, а как бы отреагировали на слезы доктора?.. представили?
И так, 17:00 рабочий день по основной ставке вроде как закончен и ты остаешься на дежурство до утра, и снова все в вышеописанном режиме нон-стоп(мы иногда в особо «веселые дежурства» под утро вспоминали, что не выпили воды за сутки в суматохе). И вот снова утро и ты не уходишь, сам у себя принимаешь смену, типа по основной ставке, опять консультации, консилиумы, обходы, планы лечения/диагностики и т.д и тп, вновь поступившие и далее и далее, 17:00 приходит дежурант – сдаешь смену, вроде можно уходить, но больные тяжелые и где – то надо дописать дневник, где-то докладную на препараты которые нужны больному, а в больнице их нет ибо дорого, а значит надо задолбать заведующего-замглавврача-главного врача, если не получится эта цепочка – когоугодноктоможетрешитьпроблему, и в итоге, часам в 7-8 вечера ты можешь уходить сдав смену, чтобы утром все повторилось по выше обозначенной схеме.
И вот наступает он, день Х, день который ждут ВСЕ. Скидывания зарплаты на карточку. Все счастливы, потому что предыдущая закончилась минимум недельку назад, у кого-то кредит, а кому-то просто надоело дошираком питаться и он может купить себе мясца кусок!
Я иду домой, оплачиваю квитанции за квартиру(в разных полосах цены разные, на тот момент ок 3000/мес, при этом хвала Боженьке и спасибо родителям, опять мне повезло – квартиру не снимаю, живу в родительской), за интернет 500р, на телефон 500р, и вот у меня осталось уже целых 18.000 на следующие 31 день, а это целых 580р/сутки! Кстати, мне еще везет, ибо мои девочки-медсестры, которые выполняют по истине АДСКИЙ труд(одни только противопролежневые мероприятия чего стоят-попробуй по поворачивать 120кг мужика на ИВЛ каждые 2часа – на 3й раз обыватель забибикается настолько, что пошлет вас всех скопом), получают за тот же график работы тысяч на 6-8 меньше. То есть у них от 320 до 380р/сут.
Теперь дружно подсчитали, каждый день(у нас через) дорога до работы и обратно – минимум 150р. Плюс, мне надо на работе хоть бутерброд один в сутки употребить, ибо доктор, валяющийся в гипогликемической коме –не комильфо априори… о здоровом питании, сами понимаете смысла говорить нет. Ибо не знаю как вы, а я после 1,5сут не настроена на выпаривание гречки или риса, меня в это время интересует лишь душ и постель, потом уже какая – нибудь еда, а потом надо закинуть вещи в стиралку, хотя б пропылесосить и помыть посуду. Далее – считайте, что меня нет следующие 8 часов, ну или до утра, т е до новой смены. А, я, поверьте, не одна такая, следовательно 80% моих коллег страдают как минимум хроническим гастритом, в комплекте с панкреатитом, холециститом, ну и всякими метаболическими нарушениями в виде ожирений и тд.
Да, конечно, кто хочет, тот всегда найдет время и место, и возможность. Возможно. Вам, сторонникам этой теории, предлагаю провести со мной одну смену – 36часов. Потом поговорим снова.
Теперь поговорим о более важных вещах. И так, молодой врач, работает на 2 ставки, получает в среднем 22.000 ну пусть 25.000(а в каких-то регионах и меньше), живет себе и накапливает хронические болячки типа атеросклероза, варикоза, холецистопанкреатита и тд и тп. Работает себе, работает, и ему в головушку приходит мысля, что как бы надо свой угол как то приобретать, да и как то не гладит по самооценке факт того, что ты здоровая особь мало того, что не делаешь взносов в родительский бюджет, но периодически еще у них (естественно со стыдом) подстреливаешь денежку на колготки или новую обувь, клятвенно заверяя вернуть с получки, но, конечно, зная, что обратно никто не возьмет. И начинаешь искать выход. Подработка? – с вышеописанным графиком, практически несовместима ни по времени, ни по силам(если я усну во время наркоза /дежурства-какой толк от меня пациенту, как от тумбочки?). Кредит? – ага, обломали меня, максимальная сумма кредита для меня, такой – 118.000 р с ежемесячными выплатами в ползарплаты, а это долговая яма. Отметается. Ипотека? – Мне с моим доходом ни один банк не одобрил…
Пост получился и так длинный, даже не буду вдаваться в такие дебри уже как отношение населения к медработниками и хамство, иначе это писанина еще на 32 листа.
Внимание вопрос: Кто Я для государства? Так ли Я важна, нужна и ценна, если мой ровесник пинающий мячик по траве получает 250.000евро/месяц, а я не могу, вследствие хронического недосыпа и дороговизны (абонемент на месяц от 2000р) даже посетить спортзал?
С начала моей карьеры, не было ни одного месяца, в котором я отработала только ставку, минимум 1,75; в среднем 2,2ст. на эти деньги,я не куплю квартиру, дорогую машину и я даже не поеду на суперконференцию для реаниматологов в Москву, ибо это 2 мои зарплаты.
Мне стыдно и обидно смотреть новости, в которых глаголят о том, как врачи хорошо зарабатывают, о средней зарплате в 40.000, при этом забывая озвучить СКОЛЬКО Ж СТАВОК ЭТО НАДО ОТПАХАТЬ ЧТОБ СТОЛЬКО ПОЛУЧИТЬ?
Я люблю свою работу, мне важен результат, и я искренне радуюсь, когда мои пациенты идут на поправку, для этого я прихожу сюда и не сплю по 30 часов подряд. Но я знаю, что еще пару лет в таком ритме и от меня не останется ничего в плане здоровья, а как следствие желания работать. Для чего я училась? Надо было идти в футболисты.
(с)brossenger

Привет всем. Решила написать еще историю.
Я работаю в реанимации инфекционной больницы. Где почти каждую ночь происходят странные вещи. Так как у нас лежат, почти все, безнадежные больные, доживающие свои последние кто часы, а кто дни, то ночами поспать не удается, часто приходиться констатировать смерть. Может кто знает, что в реанимации всех пациентов привязывают к кровати, так как в период болезни многие не контролируют своих действий, могут встать и написять на приборы, а некоторые попадаются буйные, кидаются на мед. персонал.
Короче, я это расписываю, потому что будет много историй про мо работу, которые я напишу, если вам эта понравится.
Так вот, 23 июня этого года, я, как обычно, заступила на дежурство (я – врач-инфекционист). Помню, посмотрела на время – было 18 часов, и пошла делать обход. Всех посмотрела, выяснилось, что одна палата пустует. Я попросила девочек (мед. сестер) помыть ее, включить кварцевальную лампу и закрыть. Сама пошла в ординаторскую, заполнять истории болезни.
В 00-30 приспичило в туалет (смотреть время – моя профессиональная привычка), прохожу мимо пустой палаты (вместо стен у нас окна, чтобы было видно пациентов) и вижу девушку, привязанную к постели, раздетую, все как положено, и она смотрит на меня (бывает, что пациенты приходят в сознание). Я удивилась – как это, положили больную и мне ничего не сказали. Ну, думаю, осмотрю ее, потом пойду дам чертей девчонкам. Захожу (дверь открыта), лампа горит, ну это вообще, думаю, девочки переработали (нельзя пациентам находиться в палате с включенной лампой). Подхожу к ней, говорю:
– Вы к нам сегодня поступили?
Она мне:
– Нет.
Ну, думаю, с отделения какого-нибудь спустили (реанимация в подвале). Я говорю:
– Сейчас я вас осмотрю и задам несколько вопросов, вы не против?
– Нет.
– Вот и хорошо.
Одеваю перчатки. Смотрю глаза, а зрачок на всю радужку. Ну, думаю, бывает так после некоторых лекарственных препаратов. А она на меня так посматривает:
– Ты, говорит, новенькая здесь?
Странные, думаю, вопросы задает, а сама отвечаю:
– Полгода уже работаю.
– То-то, говорит, я тебя здесь не видела.
Я вообще обалдела. Ну, осмотрела ее, печень увеличена, кожные покровы желтушные. Гепатит. Пойду, думаю, схожу к медсестрам, дам чертей и заодно возьму историю болезни. Вышла из палаты, оглянулась, а она смотрит и взгляд какой-то страшный, исподлобья.
Захожу в сестринскую, девчонки чай пьют. Я говорю:
– Что ж вы, пациентку привезли, а мне ничего не сказали.
Они говорят:
– Какую пациентку? Нам никого не привозили.
Ну, я струхнула, говорю:
– Пойдем, посмотрим.
Приходим, а там пусто, дверь закрыта. Они мне:
– Ну и шуточки у вас, Ирина Владимировна.
А мне-то не до шуток. Пошла с ними в сестринскую и до утра не выходила. А утром пришел заведующий, я к нему:
– Петр Александрович, сегодня такой случай со мной произошел.
И все ему рассказала. А он мне:
– Ты не первая, кто ее видит. Пять лет назад в этой палате в страшных мучениях скончалась девушка. Мы ничем ей не могли помочь. С тех пор, она каждый год приходит в эту палату.
Я стою в шоке.
– Ничего, – говорит, – она у нас не одна. Есть еще такие, и ты с ними еще познакомишься.

В реанимации, проще говоря, в оживлении внезапно умершего больного главное – время. Несколько секунд в ту или в иную сторону могут предопределить успех или неудачу. Разумеется, первая удачная реанимация для каждого врача-кардиолога – событие памятное, незабываемое.

Я тоже помню мою первую успешную реанимацию, которой вначале я безмерно гордился. Но потом мои воспоминания об этом событии окрасились более сложными, менее однозначными чувствами.

Его фамилия была Раков. Более того, родился он первого июля, то есть и по гороскопу он был Раком. В то время я сделал для себя небольшое открытие, заметив, что многие из больных острым инфарктом миокарда встречают в больнице свой день рождения, то есть инфаркты у них (а у некоторых – и смерть) приходились на месяц, предшествующий дню рождения. Так что, я внимательно отслеживал даты рождений больных на титульных страницах историй болезни. И Раков, кстати, не выпадал из этого правила. Конечно, на всё это я обратил внимание позднее. А моя первая встреча с ним, тогда ещё безымянным для меня пациентом, произошла благодаря его смерти и потребовавшейся реанимации.
Если быть совсем точным, я видел его и раньше, когда заходил в палату во время вечернего обхода отделения.

Добрый вечер. Как самочувствие? Жалоб нет?

Никто из пациентов четырёхместной палаты, лежащих и сидящих на своих койках, ни на что не пожаловался, и я, пожелав им спокойной ночи, отправился дальше, не обратив особого внимания ни на одного из них, в том числе и на Виктора Ракова. Из этой палаты никто по дежурству не передавался, так что никаких оснований разбираться с ними детальнее у меня не было.

Вскоре после того, как я закончил обход и расположился в ординаторской с пачкой историй, раздался сигнал тревоги – меня вызывали на реанимацию. Я бросился в палату интенсивной терапии, в которой лежали самые тяжёлые больные, но реанимация предстояла не там. Ещё не добежав до этой палаты, я увидел, как медсестра Галя вывозит из неё на специальной каталке дефибриллятор – угловатый металлический ящик со шкалой вольтметра и тремя топорными пластмассовыми кнопками.

В двадцатую, – крикнула она мне на ходу.

В двадцатой палате на полу лежал лысоватый мужчина лет сорока-пятидесяти. Выяснилось, что он внезапно потерял сознание – прямо во время разговора.

Выйдите все, – приказал я двум больным, замершим на своих койках.

Один из них отвернулся в сторону и не смотрел на лежащее тело. Другой, напротив, уставился на него и на нас. Третий больной, очевидно, и вызвавший сестру из блока, заглядывал из коридора через раскрытую дверь.

Мне доктор запретила ходить, – сказал любопытный больной.
- Тогда отвернитесь к стене.

Пульса на шее не было. Распахнув полосатую больничную пижаму на груди больного, я приставил трубку и убедился, что ударов сердца не слышно. Снимать электрокардиограмму было некогда. Алгоритм действий в отделении был такой: проводить дефибрилляцию сразу, не тратя время на съёмку ЭКГ. Потому что, если у больного фибрилляция, то электрический разряд может ему помочь, а если асистолия – хуже от разряда дефибриллятора не будет.

Опытная медсестра уже включила в сеть дефибриллятор и стояла наготове с двумя электродами, обтянутыми многослойной марлей, уже облитыми водой. Совместными усилиями мы подсунули плоский широкий кругляш под спину лежащего без сознания человека. Второй электрод, меньшего диаметра, на длинной изолированной ручке я приставил к его груди над областью сердца и скомандовал сестре и себе:

Все отошли! Заряд… – и убедившись, что стрелка на шкале дефибриллятора переместилась в выделенную красным зону, продолжил: – Разряд!

Тело больного дёрнулось от электрического удара.

И почти сразу у него появилось сердцебиение. Он пришёл в себя. На электрокардиограмме не было отрицательной динамики, сохранялись признаки крупноочагового инфаркта миокарда, который развился неделю назад.

Я был тогда горд своим успехом – после нескольких реанимаций, которые завершались встречей с патологоанатомами, я смог оживить умершего человека.
До этого неудачные реанимации следовали у меня одна за другой. У меня даже временами стала появляться крамольная мысль – можно ли, вообще, кого-нибудь оживить дефибрилляцией? Или это я такой неумелый?

И вот, наконец, мне это удалось. Я испытывал к этому больному особые чувства: не то материнские, не то хозяйские. Наверно, они были сродни чувствам акушера, впервые принявшего в свои руки новую жизнь.

Пациент – простой человек рабочей профессии, похоже, так и не понял, что с ним произошло, не догадывался, что он вернулся с того света. И что у него теперь мог бы быть ещё один знак зодиака – по дате реанимации, если бы эти знаки не совпадали.

Как положено, больного после реанимации перевели в палату интенсивного наблюдения, где он провёл несколько дней, а затем вернулся на свою койку в 220-ю палату.
Ещё через несколько дней эту палату и ещё пару палат передали мне. Я уже не помню, почему. Врач, которая их вела, не то заболела, не то ушла в отпуск, и её палаты пришлось поделить между оставшимися врачами.

Я стал разбираться в историях доставшихся мне больных, знакомиться с ними самими. Вместе с другими больными я получил и Ракова. Вот так я стал его лечащим врачом.
Течение инфаркта у Ракова было обычным, если не считать фибрилляции, причина которой так и осталась неясной.

Но что-то ещё было не так. Какой-то неестественный цвет лица. По анализам крови – небольшая анемия. Жалобы на одышку, временами – кашель. Какие-то боли в груди, не очень похожие на сердечные.

Я стал копать. Повторил все анализы крови. Назначил повторный рентген грудной клетки – не только в прямой, но и в боковых проекциях.

Рентген и выявил у больного опухоль левого лёгкого, скрывавшуюся на первом снимке за тенью сердца. Вызванный на консультацию онколог диагностировал неоперабельный рак последней – четвёртой – стадии.

Больному ничего говорить не стали. Сообщили о неожиданной находке его жене, и через некоторое время выписали его домой.

Сколько он ещё прожил, я не знаю. Не знаю, какая именно из его болезней свела его в могилу.

Но радости по поводу его успешной реанимации я уже не испытывал.

Надо ли было спасать человека от лёгкой смерти, чтобы обречь его на медленное и мучительное умирание? Ответа я не знаю до сих пор.

Общее медицинское правило гласит, что необходимо пытаться спасти любую человеческую жизнь. Хотя есть исключение из этого правила – терминальные раковые больные реанимации не подлежат (по крайней мере, в отечественной практике). Но как я мог знать заранее, что реанимирую запущенный рак?

Воспоминания о первой успешной реанимации смешаны в моей памяти с обидным ощущением, что кто-то или что-то над нами (звёзды, например) жестоко посмеялись надо мной, и с горьким чувством тщетности и временности любых человечьих успехов.
20.02.2004

Рецензии

Здравствуйте.Я тоже замечала "истончение кармы" в период около дня рождения. Обязательно начинаешь болеть или быть особо уязвимым. Спасать Виктора Ракова конечно нужно было, ведь вы действовали не ведая о болезни. Даже если бы вы знали о раке, думаю, спасали бы его. Спасибо за рассказ.

Похожие статьи